…Клочок неба,
видный сквозь решетку окна, посветлел. Утро? Сколько времени прошло? Патрик
приподнял голову. Снаружи было тихо, где-то в углу царапалась и пищала крыса.
Он пошевелил руками – послышался звон цепей. Значит, все-таки жив. Значит, это
был только сон. Принц прислушался к себе и понял, что боль почти утихла. Слегка
ныли плечи, но лихорадка отступила, ясной стала голова, и, кажется, сил
прибавилось. Очень хотелось есть. Он приподнял руки (они слушались), поднес к
глазам, сдвинул браслет ближе к кисти. В неярком белесом свете ему показалось,
что ссадины, оставленные на запястьях кандалами, выглядели не так страшно.
Значит, и остальные – тоже?
Сон или явь?
Патрик
улыбнулся. Осторожно повернулся на бок, закрыл глаза. Сон пришел – настоящий,
крепкий, и снилось ему летнее поле и лес, и солнце – такое, каким было оно
давным-давно, еще в детстве.
До вечера его
не трогали. Когда сменилась стража, принесли еду: тарелку с кашей и ломоть
хлеба, кувшин воды. Каша оказалась неожиданно вкусной и почти горячей, и Патрик
съел все до крошки, и хлеб сжевал с жадностью, стараясь есть медленно и
тщательно. Воду не стоит выпивать сразу, лучше растянуть на всю ночь. Видно, он
вправду пока еще нужен живым.
Он дожевывал
последний кусок, когда в коридоре снова раздались шаги и заскрипела,
открываясь, дверь. Патрик неловко дернулся, обернулся к двери.
И хмыкнул. В
неверном и тусклом свете свечи он разглядел вошедшего и двоих солдат,
вытянувшихся в струнку. Неторопливо проглотил остаток хлеба и снова улегся на
топчан, не обращая на гостя никакого внимания.
- Мог бы и
встать, - сухо заметил король, проходя. Махнул солдатам рукой, те мгновенно
испарились. Дверь снова душераздирающе заскрипела.
- С чего это?
– Патрик лениво потянулся.
- Я все-таки
король…
- Дерьмо ты,
а не король, - равнодушно сообщил принц.
- Да? –
Гайцберг приподнял бровь. – А ты – весь в белом?
Патрик
проигнорировал этот вопрос. Он лежал, кое-как повернувшись на бок, и смотрел в
потолок.
- Ну, я,
собственно, не за тем пришел, - король придвинул тяжелый табурет и сел.
Огляделся, зачем-то потрогал свечу. – Я хочу с тобой поговорить…
- А я – нет.
Тебя это не смущает? Ах да, тебе же не привыкать.
- Патрик, -
Гайцберг помолчал. – Скажи, чего ты добиваешься своим упрямством?
Принц
приподнялся на локте, с интересом посмотрел на него.
- Ты до сих
пор не понял, Гайцберг? – он захохотал и снова лег. – Уничтожить тебя. Это же
так просто.
- Ну, пока
что куда вероятнее другой исход. Ты недолго продержишься, Патрик. Ты все
быстрее теряешь сознание, все дольше лежишь после допросов. Объясни мне, к чему
такое упорство? Я все равно сломаю тебя.
- Удачи в
помыслах.
Несколько
мгновений король молчал, барабаня пальцами по грязному столу.
- Я согласен
пойти на небольшие уступки. Мне надоела эта бессмысленная война, отнимающая
время. Подпиши отречение – и можешь убираться на все четыре стороны. Твоих
сторонников я вычислю сам, это не так сложно. Тебя устраивает такой вариант?
Патрик
покачал головой, перевел взгляд на трещину в потолке.
- Патрик,
зачем? Чего ради ты так стараешься? Зачем тебе эта власть, ты все равно лишен
ее. По праву наследства трон перешел к Августу, а от него – ко мне. Отец и двор
отреклись от тебя, ты не имеешь прав на корону.
- Имею,
Гайцберг. Имею. Даже не по праву наследства – по праву крови. И это ты сломать
не сможешь никогда.
Король
задумчиво смотрел на него.
- Послушай,
Патрик, - медленно и чуть недоуменно спросил он, - неужели ты совсем не боишься
боли?
Патрик с
интересом перевел взгляд на герцога.
- Это в
рамках допроса? – поинтересовался он лениво, закинув руки за голову.
Король
прошелся по комнате, остановился рядом с топчаном.
- Не сочти
притворством, но мне действительно интересно. Ты ведешь себя так, словно тебе
все равно. До тебя в руках Мартина побывало много таких, кто считал себя
героями – но все они ломались очень быстро. – Он хмыкнул: - Насколько все-таки
эффективна простая, добрая боль, тем более в сочетании со страхом. Все мы –
только люди, и как все люди, зависимы от тела и его ощущений. И неважно, король
ты или простой смертный. Твой отец, умирая, стонал от боли, как последний
бедняк. А ты… ты ведь даже не пытаешься притворяться, что ничего не чувствуешь
– и все равно молчишь. Почему? Ты не боишься боли и смерти?
Патрик
коротко усмехнулся, потер запястья под кандалами.
- Еще как
боюсь, - искренне ответил он. – Но знаешь, Гайцберг, есть вещи поважнее этого.
И когда у тебя не остается ничего, кроме них, ты перестаешь бояться.
- Вот как. И
что же это за вещи?
- Тебе не
понять.
- Да? А ты
все-таки объясни, я попытаюсь.
Патрик
покачал головой.
- Если за
столько лет такой, - он выделил
слово, - работы ты ничего не понял, то не поймешь никогда.
- Но ведь
есть же и у тебя слабина? – почти крикнул король. – Есть? Чего-то же ты боишься
в этом мире?
- Есть, -
подумав, ответил Патрик. – Ищи. Найдешь – все твое будет…
- Смерть,
очевидно, не из их числа, - полувопросительно произнес Гайцберг.
- Не-а, -
по-мальчишески улыбнулся Патрик.
- Все живые
боятся смерти…
- Не все,
Гайцберг. Не все. Ян Дейк не боялся. Не боялась женщина, которую ты не знаешь.
Не боялся мой отец. Тебе не понять.
- Нет, отчего
же, я понимаю… - подумав, отозвался Густав. – Один человек уже говорил мне это…
когда-то давно. Ладно, пусть умирать тебе не страшно. А умирать, зная, что все
напрасно? Зная, что то, что ты делаешь, не принесет результата? Этого ты не
боишься?
- Боюсь, -
подумав, признался Патрик. – Но я надеюсь, что так не будет.
- Да? А я вот
другого мнения. Ты сдохнешь здесь, не вернув себе трон. Твои сообщники рано или
поздно будут раскрыты. Тебя будут считать беглым каторжником, в истории ты
останешься как отцеубийца. К чему такое упрямство?
- Все равно
ты ничего не понял, - вздохнул принц. Лег поудобнее, закрыл глаза. – Понимаешь,
Гайцберг, бывают моменты, когда приходится идти до конца – даже если кажется,
что все потеряно. Не надеясь ни на что. Просто потому, что иначе – нельзя,
невозможно. И идешь. Потому что по-другому не можешь.
Густав
помолчал.
- Мысль твоя
мне ясна, но… Ладно, это, в конце концов, твоя жизнь, а не моя, даже если ты
ломаешь ее своими руками. Но тебя хватит ненадолго, Патрик. Подумай. У тебя
есть время до завтрашнего вечера; я жду только отречения.
Патрик
улыбнулся.
Несколько
мгновений король смотрел на него испытующе и внимательно. Потом пожал плечами и
вышел из камеры.
Патрик
вцепился зубами в костяшки пальцев и застонал. Он выдержит? Еще бы сам он был в
этом так уверен!
|