* *  *

Жарко, жарко. Парит, начало августа. Очень хочется пить, и от густой пыли, покрывающей дорогу, жажда становится еще сильнее. Так давно не было дождя! И нигде ни ручейка, ни родника, а вся вода, что была у них с собой, кончилась, потому что солнце жарит с самого утра, и даже вечер не приносит прохлады, и ветви деревьев, кажется, только заслоняют доступ воздуху, но совершенно не спасают от зноя.

А выйти на дорогу – страшно. Сколько народу по ней бредет, верхами и пешим; куда их всех черти несут? Не оглянется ли кто на странную парочку, не заметит ли, что эти двое – не те, за кого себя выдают? А деревень поблизости нет, и негде напиться из колодца. Корки хлеба царапают пересохшее горло.

- Патрик, давайте все же выйдем на дорогу, - взмолилась Вета; еще только утро, но печет, как в пустыне, и совсем нет сил. – Может, где постоялый двор найдем. А нет – так просто у кого-нибудь воды попросим…

Принц посмотрел на покрытое бисеринками пота лицо девушки и незаметно вздохнул. Она права, на большак выходить придется. Идти по густой, высокой траве и без того труднее, чем по дороге, а тут еще жара и духота. И еды у них с собой мало, а на постоялом дворе, может быть, удастся что-нибудь найти; с собой у них оставалась еще пара монет.

Когда вышли из-за густой защиты деревьев, стало еще жарче. Зной навалился на них тугой подушкой, придавил к земле. Сгорбившись, пряча лица, Патрик и Вета шли по обочине дороги, держась за руки, стараясь не оглядываться на проезжающих мимо всадников, не рассматривать повозки и кареты. Большак оживленный; видно, до города недалеко. Или – от города?

Уже перевалило за полдень, когда до слуха их донеслись голоса.

- Может, постоялый двор? – предположила Вета, вздыхая.

Лес подступал к дороге почти вплотную, стена деревьев совершенно скрывала обзор. Пропыленная, мокрая от пота одежда липла к телу; Вета сняла чепец, вытерла ладонью мокрое лицо. Искоса взглянула на принца – ему словно нипочем. Выгоревшие почти до белизны волосы прилипли ко лбу, на запавших щеках – негустая, но уже вполне оформившаяся борода, крепко сжаты губы – думает о чем-то… о чем?

Патрик в ответ только плечами пожал. Что стоило ему получше рассматривать карты в бытность свою принцем? Вот уж правда – знал бы где падал, так подстелил бы соломки. Если б твердо знать, где на Восточном тракте будут попадаться им города и трактиры; если б знать, где расположены заставы; если б уметь обходить деревни не в болотах, а хотя бы по лесным тропам… Нет, надо было следопытом родиться, а принцем – уже потом. Как причудлива судьба… кто бы мог подумать, что ему придется сожалеть о знатном происхождении и о том, что учили его всю жизнь, оказывается, - не тому. За пределами столицы жизни нет, думал он когда-то. Наивный дурак.

- По-моему, деревня близко, - предположил принц рассеянно, но все же остановился и прислушался.

Дорога резко изгибалась, деревья скрывали поворот. Голоса стали громче, послышалось звяканье чего-то, напоминающего не то металл, не то сбрую. Вета остановилась тоже и схватила принца за руку.

- Повернем назад? – вполголоса предложил Патрик.

Но было уже поздно. Очевидно, их разговор тоже услышали те, кто весело гомонили сейчас впереди. Голоса стихли, а потом раздался ленивый окрик:

- Эй! А ну стоять, кто там есть!

Из-за деревьев вынырнул здоровенный, пожилой уже, солдат в расстегнутом – жарко же! – мундире и без треуголки, но с ружьем наперевес. Штык угрожающе нацелился на них.

- Кто такие? – спросил солдат, оглядывая их с ног до головы.

Рука Патрика в ладони девушки напряглась. И в тот же миг она поняла, что ей нужно сделать.

Сжав пальцы принца, Вета шагнула вперед.

- Ой, дяденька, - запричитала она как можно жалобнее, - ой, как хорошо, что мы вас встретили. Заблудились мы, дяденька. Ой, спасите, от жары помираем, водички дайте, дяденька…

Штык неуверенно качнулся, но опускаться не спешил.

- Кто такие? – чуть более мягко спросил солдат, так же внимательно глядя на них.

- Меня Анна зовут, - все так же жалобно, но очень быстро говорила Вета, изо всех сил боясь, чтобы принц не влез прямо сейчас, не испортил все дело. – А это Якоб, брат мой. Он немой, дяденька…

Немой за ее спиной издал сдавленный звук, словно поперхнулся.

- Немой он, да, с рождения, - торопливо говорила Вета. – Он слышит все, понимает, но он не в себе слегка… А родители наши померли, тиф у нас был в деревне. И соседи тоже все померли. А мы - вот видите – стриженые, - убедительности ради она кивнула в сторону «брата», но чепец с головы снимать не стала. – У нас в столице дядька, вот к нему идем, жить-то надо как-то. И заблудились, и в болото угодили, и чуть не утопли, и теперь вот чего делать-то, не знаа-а-аем! – и почти натурально она разревелась, размазывая по щекам грязь.

Солдат закинул ружье за спину и подошел к ним чуть ближе.

- Что, и вправду немой? – поинтересовался он, подозрительно глядя на Патрика.

Вета, наконец, обернулась.

Патрик как-то странно изогнулся, выпучил глаза, при этом став похожим на полоумного, и изо всех сил замычал, тряся головой и разводя руками. В этот миг он был похож на совершенного идиота, и солдат, помотав головой озадаченно, сказал Вете:

- Ты вот что… ты, раз тифозная, близко-то ко мне не подходи…

- Да мы не заразные уже, дяденька, - как можно более убедительно проговорила девушка. – Мы ведь уже здоровые, нам только жить негде, а так-то мы не болеем уже… Дайте водички, дяденька!

- Дура, - с сожалением диагностировал солдат. – Ну раз так, то пошли, я вас до деревни доведу, мож, приютит кто. Вот, блин, подарочек на мою голову!

Из-за поворота выскочили еще двое – тоже с ружьями наперевес.

- Ты чего там, Седой? Кто тут у тебя еще?

- Да вот, - солдат крякнул, - брат с сестрой. Говорят, в столицу идут. В деревне у них все перемерли от тифа…

- Это где ж такое счастье? – подозрительно поинтересовался высокий, чернявый солдат с хитрыми глазами.

Вета махнула рукой неопределенно назад.

- Сосенки, - соврала она первое, что на ум пришло. – Это далеко, дяденька, мы уже две недели идем. Жрать охота, дяденька, дайте хлебушка!

- А ты чего молчишь? – спросил, подходя, солдат и ткнул Патрика штыком.

Принц дернулся, замычал, опять тряся головой и выпучивая глаза – да так натурально, что Вета едва сдержалась, чтоб не расхохотаться.

- Немой, - презрительно бросил первый солдат. – Да похоже, еще слегка и того… с приветом.

- Ну и на черта они сдались тебе? – лениво проговорил чернявый, тоже закидывая ружье за плечо. – Всыпь пару раз, да и пусть катятся.

- Да жалко же, - неуверенно сказал первый. – Доведем их до деревни, пусть хоть покормит кто. Девчонку жалко…

- Застынь, - презрительно отмахнулся чернявый. – Будешь еще со всякими бродягами возиться. Сами дойдут, не сахарные… У нас тут пост, а не богадельня.

- А что случилось-то, дяденька? – робко спросила Вета.

- Тебе какое дело, - так же лениво сказал третий.

- Беглых ищем, - объяснил пожилой. – С каторги двое бежали… а и правда, не твое это дело, девка. Топай себе да радуйся, что жива…

Солдаты раздвинулись было, пропуская их. Крепко-крепко сжав ладонь принца, Вета шагнула мимо них, стараясь, чтобы не дрожали коленки. Патрик, согнувшись на один бок и задумчиво тряся головой, пошел за ней, незаметно поглаживая на ходу ее пальцы.

- Эй, погоди, - сказал вдруг чернявый. – Погоди-ка, девка…

Он заступил им дорогу и, оглядев девушку с головы до ног, лениво протянул:

- Вот что, хорошая моя… Мы-то вас пропустим, но ведь за проход плата нужна…

- Какая? – беспомощно спросила Вета.

- Как это какая? – ухмыльнулся солдат. – Натурой… Братец твой посидит пока в тенечке, а мы развлечемся. Если хорошо мне сделаешь, может, и хлебом поделимся…

Седоусый хмыкнул и, пожав плечами, пошел мимо них к видневшемуся в кустах шалашику, сплетенному, видимо, для защиты от дождя. Второй патрульный прислонил ружье к дереву и, бросив в их сторону: «Мне оставь…», отвернулся. Так же лениво, уверенный, что никуда она не денется, солдат дернул девушку за руку и потащил к кустам. Вета вскрикнула, рванулась, но железные пальцы, обхватившие ее запястье, даже не дрогнули. Солдат бросил ее на траву и, расстегивая ширинку штанов, навалился сверху, задирая ей юбки и зажимая рот ладонью.

- Да погоди, - шептал он, - не дергайся. Что ты как благородная... М-м-м-м, какие у тебя губки… Да не дергайся ты, дура!

Он разорвал холщовый ворот, запустил за пазуху волосатую руку, нашарил и сжал маленькую грудь. Вета опять вскрикнула – уже громко, отчаянно:

- Не надо! Пожалуйста, не надо!

Солдат что-то прорычал, тяжело дыша. Он обдавал ее тяжелым запахом перегара, чеснока и немытого тела, и от такого аромата Вета едва не задохнулась. Она извивалась и корчилась под ним, крича что-то несвязное, а солдат, ругаясь, рвал ее юбку и пытался раздвинуть колени… Злые слезы катились по щекам девушки. Они возились в траве, а над ними, такое огромное, светилось знойное небо. И никто, совсем никто не мог помочь, и уже казалось -  не с ней это все, страшный сон, и сейчас она проснется. Мама, мамочка, разбуди меня!

Вдруг ее мучитель замер на миг – и обмяк, мешком свалился в траву. Тяжело дыша, Вета рванулась снова – и, поняв, что свободна, попыталась было отползти, но твердая рука рывком вздернула ее на ноги и отшвырнула в сторону.

- Беги! – крикнул Патрик и, загораживая ее, повернулся к подбегавшим к ним. Заостренный с одного конца тяжелый камень в его руках был мокрым и темным от крови.

Второй патрульный кружил рядом, выбирая момент, скалился.

- Ах ты, стерво!

- Вета, беги! – опять крикнул Патрик.

- Немой, … твою мать! – прохрипел солдат – и прыгнул на принца.

Седоусый бросился было за девушкой:

- Стой!

В ужасе Вета метнулась прочь, едва касаясь башмаками земли. Она не слышала, что там было дальше, - она бежала, задыхаясь, путаясь в юбках, без дороги, до тех пор, пока звуки перестали долетать до нее, и местность не изменилась до неузнаваемости. И лишь тогда она опомнилась и остановилась, оглядываясь, тяжело всхлипывая. Погони не было.

Вета снова всхлипнула и утерла рукавом мокрое лицо. Ее все еще трясло от ужаса, от  быстрого бега сбивалось дыхание, звенело в ушах. Сейчас, вот сейчас затопают сзади тяжелые сапоги, волосатая рука вновь полезет за пазуху… Господи, неужели так бывает? В горле билась истерика, и, прислонившись к дереву, Вета заплакала, колотя кулаками по шершавому стволу…

Потом она отдышалась, запахнула разорванный ворот. Тихо, тихо кругом. Только птицы гомонят, да жарит полуденное солнце, лениво гудят шмели. Ни звука не слышно, кроме шумов недалекой, оказывается, деревни – звона металла из кузницы, гомона петухов, скрипа колес и ржания лошадей.

И новый ужас пригвоздил ее к месту. Принц! Что же она наделала…

*  *  *

Солнце скатилось к закату, когда Вета вышла к берегу заболоченного пруда недалеко от маленькой деревушки. Она зашла по колено в воду и постояла, глядя на спокойную воду. Потом с наслаждением умылась и долго-долго пила из горсти. А потом села на берег и снова заплакала.

Весь день она бродила вокруг деревни кругами, боясь показаться на глаза людям, пытаясь хоть как-нибудь узнать, что случилось с Патриком. Ее охватывал ужас при мысли о том, что ей снова могут встретиться те трое, но и уйти вот так она тоже не могла. В деревне тихо. Солдат не видно. То ли все ушли на розыски особо опасного преступника, то ли разъезд, на который они напоролись, был случайным и корни его растут вовсе не в этой деревне. Среди местных жителей переполоха тоже не было заметно.

Вета устала. Гудели и ныли ноги, а башмаки она потеряла впопыхах. Горели изжаленные какой-то местной травой руки, и очень хотелось есть. Голова кружилась от голода и усталости, но выходить к людям она боялась. Страх и чувство вины сплелись в такой тяжелый ком, что ком этот не давал дышать. Где теперь принц? Что с ним? Жив ли? Что с будет с ними теперь? Что ей делать? Добираться до столицы одной… как, да и зачем? Искать его… страшно.

Вета вытерла лицо и встала. Сейчас, пока не стемнело, она уйдет подальше в лес и найдет место для ночлега. А завтра с утра снова примется искать. Зайдет в деревню. Не может быть, чтобы никто ничего не видел и не слышал. Эти три солдата, что попались им, - не с неба же они свалились. Все равно она будет искать. Кто-то что-то да скажет.

Вета, хромая, шла по берегу и совсем не глядела по сторонам. Слезы все текли и текли, и она уже не вытирала их.

Сумерки стремительно сгущались, и девушка поняла, что нужно думать о том, где и как она будет ночевать. В принципе, годилось любое дерево, под которым можно лечь. Все равно с собой у нее ничего, так не все ли равно, где? Очень хотелось зайти-таки в деревню и попроситься на ночлег, но Вета скрутила эту мысль и побрела дальше.

Невдалеке мелькнул огонек. Вета помигала и протерла глаза. Это она не в ту сторону, что ли, идет? Но огонек был одиночным, стало быть, не деревенский. Может, кто-то из охотников или лесник?

Махнув рукой, Вета решила: будь что будет. Выйду. Попрошусь переночевать рядом. Босые ноги ощутимо зябли от росистой травы. Даже если разбойники… теперь-то какая разница? Она медленно пошла на свет, спотыкаясь на невидимых в сумерках кочках.

 У костра кто-то сидел. Один, слава Богу. Если даже и разбойник или иной какой лихой человек, от одного-то она, если что, убежать сумеет. Хоть посмотреть, кто это… Осторожно, прячась за деревьями, девушка подкралась почти к самому  костру, когда под босой пяткой предательски хрустнула ветка.

Человек вскочил, как подброшенный, и резко повернулся. Стоял, чуть пригнувшись, сжимая в кулаке нож – лезвие сверкнуло в бликах огня, - всматриваясь в сгущающуюся тьму. И Вета снова заплакала, увидев его лицо. Даже в полной темноте она бы его узнала. Не таясь, вышла из-за дерева и позвала громко:

- Патрик…

Он глухо охнул, выронил нож и бросился к ней. Не дойдя нескольких шагов, остановился, уронил протянутые руки, не решаясь подойти. Медленно-медленно шагнул навстречу – словно боясь, что она исчезнет, улетит, растает, как лесное диво, причудившееся в неверной полумгле. Выдохнул:

- Ве-та…

Вета сделала шаг, другой. Остановилась.

А потом они метнулись друг к другу и обнялись, и стояли, прижавшись, несколько секунд. Принц гладил взлохмаченные волосы девушки и целовал ее руки, а она все цеплялась, цеплялась за него, судорожно ощупывая, не веря – правда ли, не сон ли.  Подняла голову, и в свете проглянувших звезд засияли звездами ее глаза:

- Ваше высочество…

- Меня зовут Патрик, - прошептал он, касаясь губами ее губ.

Метнулось и закружилось небо в обрамлении черных качающихся ветвей, земля ушла из-под ног, остался лишь стук сердец и ласковый шепот. И руки, нежные, как вода из родника, и губы, и уходящая без остатка горечь, и счастье без берегов и без края, затопившее весь мир. И долгий протяжный стон наслаждения, и огонь, который отныне сплавлял их двоих в единое целое – навсегда...

И все было совсем не так, как Вета когда-то себе представляла. Ни роскошной комнаты с мягкой кроватью и розовым покрывалом, ни искристого шампанского. Только глоток воды из ручья, звезды в разрывах туч, ночные цикады и безудержная нежность. У их счастья был привкус горечи – соленый, как слезы, как кровь на разбитых губах, как потери, выпавшие на их долю. И оттого оно, счастье это, казалось хрупким и нежным, как малыш в колыбели, и хотелось не разнимать сцепленных рук, чтобы не уронить, не потерять его, не разрушить. Не нужно было слов; говорили пальцы, и губы, и взгляды – о том, что они никогда не расстанутся. Мы проживем вместе сто лет и умрем в один день, любимый мой, любимая моя…

- Я никому не отдам тебя, - Патрик гладил волосы девушки. – Никогда. У нас все будет хорошо, мы поженимся, у нас будет шестеро детей… нет, семеро… и старший – обязательно мальчик…

- Ты любишь меня?

- Да… Я понял это сегодня днем… понял, что очень просто могу потерять тебя. Мне стало так страшно… Больше я тебя никому не отдам, - он крепче прижал ее к себе.

Ночь над их головами качнулась и осыпала их пригоршней звезд. Неподалеку догорал костер.