|
*
* *
Теперь ему
предстояло вести жизнь почти кочевую, почти цыганскую. Не задерживаться на
одном месте дольше, чем того требует необходимость. Колесить из конца в конец
огромной страны, говорить с людьми, убеждать, уговаривать или обещать. Теперь
все зависело только от него самого – да еще от той памяти, которую оставили в
стране его отец, дед и все короли рода Дювалей, который Патрик теперь
представлял. От того, какими они остались в памяти людской, зависело то, пойдут
ли за ним, поверят ли ему, отдадут ли ему свою жизнь и преданность лорды,
графы, князья, бароны, мелкопоместные дворяне… да просто люди – то «население»,
которое учитывалось лишь в официальных документах, все эти Марты, Юханы, Жаны,
которых он может и обязан защитить. Защитить от произвола, насилия, бесправия –
от всего того, чего так много было в их жизни и о чем он, принц, даже не
догадывался – а должен был знать.
Дворяне из
партии короля теперь были рассеяны по стране. Из полутора десятков человек лишь
двое пока оставались в столице, да еще недавно приехал искать милости у нового
короля третий – лорд Нейрел. Требовалось убедить этих людей в том, что он жив и
всегда оставался верен отцу. Нужно было сделать так, чтобы в назначенный день и
час все они оказались в столице и перед лицом Государственного Совета
присягнули ему на верность. Нужно было привлечь на свою сторону не только этих,
но и других – как можно больше.
А еще нужна
были сила. Сила оружия, как ни печально это было признавать, без которой
никогда не обходился ни один государственный переворот. Патрик не собирался
устраивать гражданскую войну – ему нужно было лишь обеспечить себе военное
превосходство и возможность ареста Густава. Радовало то, что гвардии изменения
коснулись меньше всего – на своем месте остался военный министр лорд Диколи. Огорчало,
что на своем месте остался лорд Диколи, это могло означать и то, что он предан
новому королю, и то, что король не трогает его – пока. Проверять, какая из
версий истинна, Патрику почему-то не очень хотелось. Будучи по праву рождения
полковником лейб-кирасирского полка, наследный принц многих в гвардии знал
лично, но ни в ком не был уверен теперь… да и прошло уже два года. Многое
придется выстраивать заново.
Жизнь обрела
смысл. У него была цель – арестовать и судить Густава. У него была ненависть –
не кипящая, отчаянная злость первых дней, но спокойная, холодная и ровная
ненависть, настолько сильная, что перед ней меркло все остальное. Как ни
странно, теперь он даже боялся за жизнь нового короля – случись какое удачное
покушение, и у него не останется возможности совершить правосудие. Право слово,
хоть личную охрану к королю приставляй – желающие наверняка найдутся.
Может быть, и
нашлись бы желающие, если бы не война, но теперь всем было не до вопросов
законности нового короля. Поднялись цены на хлеб и соль – уже во второй раз за
полгода. Выли по деревням бабы – внеочередной рекрутский набор, говорили, не
будет последним. Ужесточились наказания за уголовные преступления – виновных в
убийстве теперь вешали, чтобы не кормить в тюрьмах, воров и мошенников сразу
отправляли в действующую армию. Да еще лето выдалось невиданно жарким, и на
полях горел урожай. Эх, дождичка бы, вздыхали люди, ведь пропадет все, сгорит
дотла, виданное ли дело – ни единого дождя за полтора месяца.
Проезжая мимо
деревень, слушая разговоры в трактирах и на постоялых дворах, Патрик поражался,
как быстро и сильно изменилась жизнь за всего-то год. Прошлой весной, когда они
с Ветой шли в столицу, все было совсем не так. Не такими злыми были люди, не
так быстро вспыхивали драки, и говорили, и пели тогда более откровенно, и
смеялись громче, и шутили чаще. Теперь же – словно сеть набросили на людей,
заткнули рты. А и вправду заткнули – теперь разговоры «не о том» приравнивались
к политическому преступлению.
Глядя на этих
людей, временами Патрик чувствовал себя счастливым: песчинка в огромном людском
водовороте, он был свободен, его уже не искали, он не нуждался ни в деньгах, ни
в хлебе, у него был теперь свой дом.
Да, у него был
теперь дом. Господин Август Анри на прощание крепко обнял его и сказал, что в
любую минуту, в любой день двери его дома открыты для племянника Людвига. Если
ему нужно будет отдохнуть, переждать, укрыться – он всегда найдет здесь приют.
Кроме того, на имя господина ван Эйрека они с Лестином уговорились писать друг
другу. Все, что им обоим будет нужно, они смогут передавать через «дядю»
Августа.
Встречи с
Лестином предполагались по-прежнему нечастыми. К части лордов визиты
предполагались совместными; тех, кто оставался в столице, Лестин обещал взять
на себя, к остальным Патрик должен поехать один. Впрочем, он молод и здоров;
выносливый конь, шпага, запас еды в дорожном мешке и монеты в кошельке – что
еще нужно? Временами Патрика охватывал азарт совершенно мальчишеский; Лестин
же, глядя на воспитанника, хмурился и вздыхал.
|
