Часть вторая

Заговор

Если Его Величество король Густав Первый Гайцберг и ждал для себя спокойной жизни, то мечтам его было не суждено сбыться. Королевский трон – не то место, на котором живется тихо, а уж если достается он в такое время и при столь причудливом переплетении событий, ниточек и обстоятельств, то на беззаботную жизнь – по крайней мере, в первое время – можно и не рассчитывать.

Первыми заявили о своем недовольстве южные соседи. Ее Величество Марианна, королева Версаны предъявила протест Леране еще до коронации Густава. Прямая ветвь рода Дювалей прервалась, а потому страной надлежит управлять тому, кто не только достоин этого, но и – немаловажно – правом крови может доказать свои права на престол.

Отношения Лераны и Версаны, как это всегда бывает, в разные времена складывались по-разному. Страны то воевали, деля пограничные области, то заключали политические союзы. Королевские семьи то и дело роднились, выдавали замуж дочерей и женили сыновей, и ветви их родства переплелись так крепко, что сразу и не разберешься, кто кем кому... Ее Величество королева Марианна приходилась королю Карлу Третьему пятиюродной сестрой и внучатой племянницей – королеве Вирджинии.

Когда в Леране не осталось прямых представителей рода Дювалей, логично было предположить, что королева Марианна предложит свою кандидатуру, напомнив, что сама она тоже из этого рода. Она готова была мириться, что трон перейдет к Августу, который хоть и троюродный, но все-таки родственник по мужской линии. Жаль мальчика, конечно. Но уж всяко она, Марианна, приходится Дювалям более близкой родственницей, чем взошедший на престол Густав – кто там у него из Дювалей, прапрадед? А потому не будет ли более правильным признать ее права на леранский трон? А уж она, Марианна, без сомнения найдет, как им распорядиться.

Придворные герольдмейстеры листали генеалогические книги, делали выписи из брачных договоров и государственных соглашений времен прадедов и прапрадедов нынешних монархов, составляли декларации и оттачивали фразы, веско и солидно доказывающие несомненное право их повелителей, но все эти ухищрения были ширмой и завесой.

Когда посол Версаны вторично, уже ставшему королем Густаву предъявил притязания Марианны и предупреждения о возможных последствиях отказа (самым мягким из них было прекращение торговли с югом), Густав, усмехнувшись, ответил в том духе, что неизвестно, кому будет хуже. И заметил, что в случае чего у них есть чем ответить, и это будут не только письма и меморандумы.

Марианна, выслушав ответ, отозвала своего посла в Версану в кратчайший срок. Все поняли, что это если не объявление войны, то уж наверное предупреждение о ней.

И почему Его Величество Карл Третий не оставил наследника, вздыхали люди. Ах, как досадно, что женщины не наследуют! Стало быть, три принцессы имеют на престол отца не больше прав, чем новый король – а может быть, даже еще меньше. Вот разве что выдать их замуж и дождаться сыновей… но когда еще это будет. Версанское стекло и приправы взлетели в цене в три раза; торговцы распродавали старые запасы, потому что новых поставок к февралю не стало совсем. О судьбе сосланного, а затем пропавшего и, говорили, убитого принца-наследника не было сказано ни слова.

Тем не менее, король Густав на жизнь не жаловался. Решения его и слова были быстрыми, резкими, неуловимо точными и жестокими. Двор, взбудораженный было такой резкой переменой власти, притих и испуганно съежился – после нескольких десятков арестов придворные старались не попадаться без нужды на глаза новому королю. Втихомолку придворные шептались, что теперь выгоднее искать милостей не при дворе, а подальше от него. Кто-то, испугавшись даже не за себя, а за близких, уехал из столицы, кто-то перестал появляться во дворце.

К таким можно было отнести и лорда Лестина. После отставки из Государственного Совета ему незачем стало появляться при дворе ежедневно. И, говорили злые языки, это пошло на пользу старому лорду. Насколько измученным и замотанным казался он осенью, в разгар поисков беглого принца, настолько же спокойным и довольным жизнью выглядел теперь. Не иначе, перестал бояться, говорили люди. Поговаривали даже, что это он за большие деньги выдал Густаву беглого принца, когда тот появился в столице; иначе – с чего бы сейчас так цвел и улыбался? А может, просто обрадовался, что все затихло и его теперь не тронут – ведь как ни крути, осенью именно он первым попал под подозрение в пособничестве беглым, только вел себя тихо, оттого и не тронули. Ну, а теперь бояться нечего, вот и живет в свое удовольствие: и с визитами стал ездить чаще, и раз в месяц уезжает в свое поместье, да и там, видно, не сидит сиднем, а навещает соседей и, наверное, охотится – вон даже загорел под зимним солнышком и хромать стал меньше. Может, оно и правильно, страх страхом, а жить все равно надо. А впрочем, Лестину что – ни семьи, ни детей, и хлопотать не за кого, вот и живет без забот. А нам как прожить, если дочери на выданье, а сыновей хоть в гвардию, хоть в чиновники пристроить надо? Вот и приходится просить милостей у нового короля.

К концу зимы, когда снег почернел и с крыш закапало, заволновался народ на северо-востоке. Где-то в провинции Таларр объявилась шайка разбойников, предводитель которых называл себя – ни много, ни мало – пропавшим принцем Патриком и заявил о праве на престол. Впрочем, сперва этого деятеля мало кто воспринял всерьез. Сначала шайка была мелкой, грабила только в Таларре, неудобств королевским гонцам и сборщикам налогов не приносила, и про нее пока забыли.

Весна этого года ознаменовалась еще одним конфликтом с соседями. Старый спор короля Йорека и короля Карла Третьего по поводу провинции Сьерра так и не был разрешен – и теперь вспыхнул с новой силой. С той лишь разницей, что с Его Величеством Карлом послы Йорека разговаривали, а от Его Величества Густава – потребовали. В форме категоричной и резкой.

Впрочем, Его Величество Густав ответил им примерно в том же духе и вдвое сократил расходы на содержание посольства Элалии при дворе. Послам пришлось проедать собственное жалованье, а цены в столице в ту зиму и весну сильно возросли.

Однако страна велика, и пока в одном конце наведешь порядок, в другом «черти хвостами воду баламутят». Все чаще сборщиков налогов встречали… нет, пока еще не дубьем, но доходы от налогов резко упали. Все чаще с наступлением весны то одну, то другую область будоражили слухи о разбойниках; к осени 1599 года в Леране заявили о себе уже два «беглых принца», каждый из которых утверждал, что именно он – истинный. Один набирал силу в Таларре, другой – на западе, в Приморье. В мае от наместника в Таларре стали приходить не просто отчаянные письма, а крики о помощи; в июне в столице появился и сам наместник, успевший бежать из захваченной восставшими провинции едва ли не в последнюю минуту. Как выразился по этому поводу кто-то из министров, «нашим дуракам хоть за чертом – лишь бы не работать». Как именно предполагали разбираться между собой «истинные наследники», буде оба вдруг достигнут столицы, оставалось непонятным, но Густав Первый выяснять это и не собирался – к середине лета он отправил в Таларр два полка солдат.

С весны же по стране поползли слухи. Шпионы Тайного приказа сбились с ног, выясняя, кто же именно воду мутит, но делу это помогало мало. Складывалось впечатление, что вся страна болтает – и ладно, если бы просто болтали. Снова вспомнили старую легенду про истинного правителя и право крови. Снова заговорили было о засохшем дереве в рабочем кабинете короля; но этих болтунов убрали быстро и тихо.