Главная
Регистрация
Вход
Пятница
29.03.2024
13:45
Приветствую Вас Гость | RSS
Памяти ИГОРЯ КРАСАВИНА

Меню сайта

Форма входа

Категории раздела
Мои файлы [121]

Поиск

 Каталог файлов 
Главная » Файлы » Мои файлы

"По праву крови. Продолжение"(Книга вторая). Автор: Алина Чинючина
17.04.2013, 15:01

Часть первая

Живой

 

Рядовой пятой роты Особого полка Жан Вельен сидел в кабаке. Собственно, в этом не было ничего особенного – он часто сидел в кабаке. Но если бы кто-нибудь из друзей увидел его сегодня, то непременно решил бы, что Жан свихнулся.

Большая кружка с крепким пивом, стоящая перед ним на столе, была на три четверти полной. Не пилось сегодня Жану в удовольствие. Обычно таких кружек, вмещавших в себя две «нормальных», для обычных людей, входило в Жана от трех до пяти – смотря по обстоятельствам. Нет, если, конечно, завтра в наряд, то он и некрепким мог ограничиться… двумя кружками, например. Но не меньше. Это уже – предел, после которого он сам себя уважать перестанет. Да и его уважать перестанут – в их роте меньше не пили… ну, разве что задохлик Луи, но тому сам Бог велел не пить, после такого-то ранения.

Впрочем, Бог с ним, с Луи. Жан был мрачен. Он думал.

Да, скажи кому – ведь посмеются. Пальцем у виска покрутят или к бабке пошлют. Чтобы Жан – и думал? Он никогда не думает. Он действует. А думает потом… если вообще дает себе такой труд.

А сегодня он сидел. И думал. Один. С недопитой кружкой. Днем – благо, в увольнении был. И в глазах его плескалось… не то отчаяние, не то решимость на что-то, не то тоска смертная.

И день-то был такой хороший – солнечный, уже осенний, и день этот клонился к закату. Народу в кабаке прибавлялось каждые четверть часа: мастеровые, решившие пропустить кружечку после работы; солдаты, получившие увольнительную; разнокалиберный люд, громко или тихо требующий пива и чего пожрать; даже парочка тощих студентов, хотя для них не время вроде – эти позже подкатывают. Часом-двумя позже воздух от табачного дыма загустеет – хоть топор вешай, служанки взмокнут, таская подносы туда-сюда и ловко уворачиваясь от «грязных лап, фи», тянущихся к их корсажам, хозяин осипнет, а грубо сколоченные столы станут грязными и липкими. Но это потом, пока здесь чисто, довольно тихо и пахнет вкусно – булочками, что мастерски печет толстая стряпуха Дора. Солнечный свет падает через открытую дверь, в луче плавают пылинки.

Но не смотрел Жан ни по сторонам, ни в окно, ни даже на хорошенькую служаночку, к которой подкатывался уже пару месяцев. Служаночка была новенькой, еще не обтертой, а потому гордой… или, может, просто набивала себе цену. Жан хотел ей бусы подарить… деньги копил, чем-то приглянулась ему девчонка.

Зачем ему теперь эти деньги, если голова слетит вскорости?

Да и зачем она, голова такая, если ни к чему не годна? Правду говорили умные люди, сначала думать надо, потом делать. Вот и сиди теперь, если дурак, и соображай, как выкрутиться. И не вздумай рассказывать никому, потому что тогда уж точно – на виселицу попадешь, и то если повезет, а если не повезет, то в подвалы Особого отдела. А туда ему пока ой как не хотелось.

Кто его просил? Вот кто его просил?! Жан застонал от отчаяния и от души хлебнул пива. Закашлялся, выругался.

Если бы можно было вернуть время на месяц назад, отвести ту минуту, когда стояли они на вечерней поверке, и командир вместо слова «отбой» выкликнул семь фамилий – тех, кому на ночное дело идти предстояло. Он, дурак, еще порадовался – за такие дела платили отдельно. Это не редкость бывало в последнее время – ловим-ищем-конвоируем, на то и Особый полк, знали, куда идут. Жан все шутил – мол, еще десяток таких ночей, и на лошадь тетке заработаю.

У него, кроме тетки, сестры отца, никого на свете нет. И она, тетка, выходила его, когда он мальцом с родителями в ледяную воду опрокинулся, на ноги поставила, а потом вырастила, не дала с голоду помереть. Что ж он, свиньей неблагодарной будет? Вот и помогал чем мог. Благо, служить в Леррене оставили, а тетка в предместье жила.

Тетка, правду сказать, не бедствовала. Травы она знала, а потому едва ли не половина предместья к ней за советами бегали. Так бегали, что хозяйства своего она не вела – вроде и незачем, и так всего вдоволь. Но он, Жан, был бы последней скотиной, если б, уходя служить, забыл про нее. И вот – хоть и рекрут, а выбился в люди, в Особый полк взяли, ему за тридцатник уже, и уважают его в полку, и вроде как чин, поговаривают, вскорости ему светит. И бабы у него бывали – как же без баб? А все ж если лишний кусок или там денежка заведется – половину прогуляет, а половину тетке отдаст.

И надо ж было так вляпаться!

И вроде ничего особенного не было сначала в тот вечер. Все, как всегда - хватай-лови. Необычным стало, когда поняли они, что противник им достался не обычный. В одиночку против семерых отбиваться – это уметь надо. Тогда и зашевелилось у Жана предчувствие нехорошее – ох, не к добру это все. Да только там, на лесной поляне возле маленького дома, думать было некогда.

Сначала они сидели в засаде в густых зарослях возле охотничьего домика, ожесточенно матерились про себя на вечерних комаров да изредка перешептывались и перемигивались. Уже смеркалось, потянуло сыростью; сентябрь, хоть и самое начало – ночи стали прохладными, а роса выпадала раньше. Противно звенели в воздухе комары, ветер шумел листвой… тишина – такая, что Жан вздохнул неслышно: поди, бабы коров доят, вот мы молочка сейчас парного да на боковую, вместо чтоб тут торчать. Вот тогда и шепнул Жану на ухо молоденький Луи те странные и непонятные слова:

- Принца ловим…

- Какого принца, дурак, окстись – прошипел в ответ Жан и поймал негодующий взгляд старшого, сидевшего в зарослях напротив - мол, болтунам головы отвинчу.

- Того самого. Который королевский сын, - еле слышно прошептал снова Луи.

- Иди ты в баню, - отмахнулся Жан. – Шуточки нашел.

- Вот те крест, правда, - прошипел Луи. – Я сам слышал.

Жан нервами, а не слухом уловил справа злой шепот: «Да заткнетесь вы оба?!» и ткнул Луи в бок. Оба умолкли.

Не младенец он был, понял, о ком речь идет. Об этом принце у них в казарме последние два месяца много болтали. Еще б не болтать – из-за этого бывшего королевского высочества, будь оно неладно, полк переведен на усиленный режим, понагнали штабных крыс – все чего-то вынюхивают. Болтали мужики и про заговор против короля, и про суд – ну, то дело громкое было, потом даже указ зачитывали, про лишение прав и каторжные работы этим благородным. Жан тогда плечами пожал и из головы всю эту ерунду выкинул. Благородные дурят – их дело, а наше – сторона, лишь бы не трогали.

Но, шептались по ночам в казарме, не потому принца на каторгу упекли, что он отца убить хотел, а потому, что против воров был и за простой народ заступался. Жан не верил сперва – все они одним миром мазаны.

А потом король умер.

А потом герцог Гайцберг на трон взошел… а он, как ни крути, начальство самое главное. Подумаешь тут. Полку сразу получше стало – казармы почистили, жалованье подняли, кормить стали повкуснее.

Вот так и шептались они по ночам… месяца три, наверное, шептались. И кто бы знал, что им такая честь выпадет – прямиком в господские разборки угодить.

Все произошло так стремительно, что Жан не успел ничего понять. Только что видел легко идущую по тропе высокую фигуру… в сгущающихся сумерках смотрел на него из кустов, смотрел во все глаза – неужели правда он? Принца Жан помнил в лицо, еще б его не помнить.

Человек поднялся на крыльцо и после короткого стука шагнул внутрь. Дверь захлопнулась, и еще пару секунд было тихо – а потом изнутри послышался грохот, чей-то вопль, звон разбитого стекла. Из открытого окна сиганул человек. И они метнулись из кустов ему наперерез еще до того, как услышали:

- Не упустить! Живым!

Жан всегда фехтовал неплохо, он уже лет пять молодых учил, с какого конца за оружие держаться. Но тот, кого пытались они сейчас взять живым, был мастером далеко не средней руки. Они сумели окружить его и прижать спиной к березе, но на этом их везение кончилось - и уже трое валялись на траве, а этот все стоял. Сначала еще пытались обезоружить, но куда там – у парня, похоже, были насчет «взять живым» другие планы. Жану казалось, что перед ними не живой человек, а сам дьявол, потому что – вот же и кровью набухли сорочка и штанина, и перебитая левая рука висит плетью, а он все держится, и неужели не одолеть? Кто из них нанес те последние два удара? Старшой? Легран? И только когда они выдохнули, и опустили оружие, и медленно подошли, подкрались к лежащему на траве неподвижному телу, Жан сообразил, что еще не успело стемнеть – все это длилось едва ли несколько минут, а они показались ему часами.

Зато потом он сумел рассмотреть того, кого они убили - выпала возможность.

Старшой тянулся в струнку, оправдываясь перед Самим (остальные и смотреть-то на него боялись), а Жан стоял дурак дураком. Он едва расслышал приказ копать могилу, едва успел уловить брошенный на него строгий взгляд – старшой украдкой показал кулак: смотрите мне, чтоб все было как следует! Из оцепенения его вывел деловитый голос Леграна… так тихо стало на этой поляне, когда умолк вдали стук копыт, стихли голоса.

- Ну, давай, что ли? Где копать будем?

Жан подошел, присел на корточки рядом с убитым, осторожно перевернул его вверх лицом, стараясь не испачкаться в крови, и долго смотрел в неподвижное лицо. Один-единственный факел почти не давал света, и Жан все пытался понять – он или не он? Это худое, даже сейчас напряженное лицо, острые скулы, закрытые глаза, обведенные темными кругами… сколько осталось в нем от того мальчика, которого три года назад Жан видел на королевском смотре войск? Его высочество тогда улыбался и что-то говорил отцу… Он или не он?

- Может, вот здесь, под деревьями? Чтоб с крыльца не видать было…

Жан обернулся и пожал плечами.

- Не все ли равно…

Потом они, сбросив мундиры, рыли яму, и Жан матерился на неподатливую землю и на мешавшие им древесные корни. А когда они вдвоем перевернули тело и стащили в яму, солдат почувствовал непрошенную жалость. Да было ли ему хотя бы двадцать? Пусть и принц, пусть беглый каторжник, пусть отцеубийца, а все же – живой человек…

Знать бы еще, куда доведет его эта жалость! Когда Жан, засомневавшись, прижал пальцы к жилке на шее принца и ощутил слабое, едва уловимое биение жизни, когда вырвалось у него «Зароем пустую яму!», Легран недоумевающее посмотрел на него.

- Спятил? А приказ как же? В Особый отдел захотел?

- Не по-человечески это, - упрямо повторил Жан. – Мы ж не изверги – дважды убивать. Жалко парня – мальчишка совсем…

- А себя тебе не жалко? Мне, знаешь, своя шкура дороже.

- Да не узнает никто…

- Ты дурак, Вельен, - сказал Легран. – А куда мы его денем? Оставим тут, что ли? Чтоб нам завтра шею намылили?

Жан потоптался, помолчал. Потом проговорил тяжело:

- Знаю, куда. Я сам. Я все сам. Ты… только молчи, ладно?

Легран скептически оглядел неподвижное тело.

- Не дотащишь ты его, по дороге сдохнет. Крови много потерял. Или перевяжи хоть…

- Чем?

- Да вон своей рубашкой, если такой добренький.

Спорить и выбирать было не из чего и некогда. Жан торопливо отодрал несколько полос от собственной нижней рубашки, один рукав оторвал от сорочки принца. Наспех, но как мог аккуратно перевязал раны на боку, на груди и у ключицы… а эти, мелкие порезы, и так ладно - запеклись, уже не кровоточат; главное – дотащить.

Они засыпали пустую могилу, сверху набросали травы, чтоб не таким заметным казался холмик. Отряхнули руки, оделись. Легран огляделся:

- Никого… Слушай, не валяй дурака, а? Огребешь ведь…

Он помог Жану взгромоздить на загривок тяжелую ношу и предупредил честно:

- Дальше – сам. Я промолчу, пока не спросят, но… ты понимаешь. На дыбу я не хочу.

Категория: Мои файлы | Добавил: Krasav
Просмотров: 432 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 1.0/1

Наш опрос
Нужен ли на сайте чат?
Всего ответов: 182

Друзья сайта
Записки журналистов памяти Никиты Михайловского Сайт, посвящённый фильму Л. Нечаева НЕ ПОКИДАЙ... Кино-Театр.РУ - сайт о российском кино и театре
Rambler's Top100 myfilms Хрустальные звездочки

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Copyright MyCorp © 2024