|
* * *
Всю ночь шел
дождь. Перед рассветом небо очистилось, и влажная мостовая заблестела под
лучами утреннего солнца, словно с песком вымытая. День обещал быть солнечным,
но не слишком жарким – самая подходящая погода, если ты собрался полдня
простоять в толпе на центральной улице, чтобы не упустить ничего из предстоящей
сегодня коронации Его Величества короля Патрика Четвертого из рода Дювалей.
Всю ночь
Патрик молился во дворцовой церкви. Стук дождевых капель по стеклам вплетался в
слова молитв, уводил за собой. Патрик поднимал голову, всматривался в суровые,
строгие лица святых на образах. Ответьте мне, пострадавшие за веру: все ли
сделал я, что мог, что должен был, на что был способен? Чисты мои помыслы, не
ради себя шагну завтра на ступени трона – ради долга, ради права крови и чести.
Путь мой определен был с рождения, а что оказался таким долгим, в том,
наверное, Твоя воля, Господи. Совсем иным мог бы стать я королем, если бы не
прошел через все, что выпало мне, и кто знает, обернулось бы это благом для
моего народа? И обернется ли – для тех, за кого я в ответе?
Если б не было
этих двух лет войны, голода, страха и крови, стало бы это бОльшим счастьем для
людей?
Господь
молчал, склонив голову. Ответ на этот вопрос ты должен дать сам.
Прав ли я был,
добиваясь своего? Прав ли был отец, решив все так, а не иначе? Господи, Твоя во
всем воля, а я просто благодарю Тебя за то, что еще жив. И сделаю, что смогу.
Дождь, дождь…
На рассвете, когда разошлись тучи, Патрик вышел из дворца, по дорожке парка
спустился к реке. Долго стоял, глядя на спокойные воды Тирны, на розовые
дорожки, бегущие по ровной глади, на светлеющий с каждой минутой горизонт.
Слушал тишину и щебет просыпающихся птиц. Потом вздохнул полной грудью – и
засмеялся. Он вернулся домой.
После завтрака
(«Ваше Величество, вы должны это съесть, иначе не хватит сил до вечера!» -
«Оставьте, мессир Тюльен, я давно уже здоров» - «Вот и не загоняйте себя снова,
съешьте еще хотя бы кусочек!») к нему пришла Изабель. Патрик даже не сразу
узнал сестру в этой ослепительной красавице; сердце замерло на миг – она еще
больше стала похожа на мать, еще ярче проступили в ней красота и изящество
королевы Вирджинии. Золотые локоны, поднятые и уложенные в высокую прическу,
удерживает диадема – серебряная, золото потеряется в этих волосах. Платье,
конечно, голубое… переливчатое, светлое сверху и темнеющее до цвета морской
волны к подолу, оставляет открытым шею и плечи безукоризненной формы. Струятся
волны кружев у локтей, тонкую талию стягивает темно-синий пояс, пляшут при
каждом повороте головы серьги с любимой ею бирюзой. Блестят, смеются темные
глаза, смеются и ямочки на щеках, и вздернутый нос. Брат помедлил несколько
секунд – и опустился на одно колено, как когда-то давно, и поцеловал сестре
руку.
- Родная моя…
Ты сегодня затмишь всех на свете красавиц.
Ее ладонь –
атласные перчатки скрывают еще не сошедшие мозоли – дрогнула в его руке.
- Затмевать
сегодня должен ты, - Изабель звонко рассмеялась, - а я – только оттенять ваш
блеск, Ваше Величество. – И – без перехода: - Ты завтракал?
- Изабель, -
застонал Патрик и легко поднялся, - не начинай хоть ты! Мне уже досталось
сегодня от Тюльена, а за что? Ну хоть раз в жизни я могу побыть свободным
человеком и делать все так, как хочу?
- Ты, радость
моя, еще не нахлебался этой свободы? – насмешливо прищурилась Изабель и
поправила на нем широкий, отделанный кружевом воротник. – Ладно уж, ты тоже
сегодня прекрасно выглядишь. Как и положено.
На самом деле,
как положено он все-таки не выглядел. Вопреки обычаю, король был не в мундире
лейб-кирасирского полка, в который был зачислен с рождения, а в белом парадном
костюме, расшитом серебром. Дань традиции – голубая лента через плечо, знак
королевского рода. Изабель тихонько вздохнула. Тонкое лицо с правильными
чертами уже не пугает болезненной худобой, вернулся румянец, волосы снова
отливают золотом… если б не седина, если б не взгляд и не горькие складки в
углах четко очерченных губ, ее брат снова стал бы похож на того мальчика,
который четыре года назад танцевал на балу с невестой. Если б вернуть всех, кто
был тогда с ними, кто был живым…
- Я знаю, о
чем ты думаешь, - шепнул Патрик, заметив тень в глазах сестры. – Не будем
сегодня о грустном, ладно? Я люблю тебя, и все хорошо, - он протянул ей руку.
- Я тоже тебя
люблю, - прошептала принцесса.
Столица гудела
– целых два года не было у людей такого праздника. Раньше обычного открывались
трактиры и рынки; пусть выбор был и небогатым, не таким, как довоенный, но
пестрота и толкотня ошеломляли. В распахнутые с раннего утра Ворота пропускали
всех. Дворец охватила суматоха, слуги сбивались с ног. Правда, не изволили
прибыть послы от королей-соседей («Указ покойного короля Карла – аргумент,
конечно, но чем вы докажете, что именно вы – тот самый принц Патрик? По нашим
сведениям, Патрик погиб… а вы, простите, самозванец»), но с этим разбираться
предстояло еще долго. Прибыли дворяне из провинций – конечно, кто сумел и
успел.
Чеканя шаг,
вышли из дворцовых ворот двенадцать гвардейцев, за ними – как и положено, в
одиночестве, с непокрытой головой – будущий король, и из толпы полетели приветственные
возгласы. Несмотря на ранний час, улица уже была запружена народом. В первых
рядах, конечно, знать – те, кто не удостоился права идти в процессии за
королем. На лицах – почтение, но без ненавидимого им подобострастия, у кого-то
радость, у иных – опасение или сумрачное любопытство. Впрочем, таких мало, за
два месяца недовольные или уехали, или изменили мнение о новом правителе. За
ними – торговцы, ремесленники, даже крестьяне… эти смотрят с любопытством и
выжидающе, не пряча глаз. Его народ, его подданные, те, кого он по праву
рождения обязан защищать. Патрик шел медленно, то поднимал лицо навстречу
щедрому солнцу, то обводил взглядом толпу. На мгновение ему показалось, что
там, среди цветочниц и прачек, улыбаются ему темные глаза Магды… рядом – Джар,
он смотрит спокойно, без насмешки и держит под руку бабку Хаю – она-то здесь
откуда? Справа - прямая, худая, словно из стали отлитая фигура коменданта
Штаббса. Патрик обернулся. Да, а рядом с Лестином идет Ян… поймав взгляд
короля, он подмигнул и помахал рукой. Запомни каждый миг этого дня, король,
помни всех, кто привел тебя к нему, помни и не упусти ничего из того, что ты
должен сделать для них.
И он шел по
улицам столицы, и каждый из тех, кто кричал или молчал ему вслед, кто бросал
под ноги цветы или возносил хвалу, - каждый человек шел рядом и навсегда
оставался в памяти.
Тяжелые,
дубовые двери собора святого Себастиана распахнуты настежь. Шесть широких
ступеней, шесть шагов под звон колоколов – и под ноги легла алая, точно кровь,
ковровая дорожка. Высокие своды сверкают разноцветными искрами, стены обтянуты
гобеленами с вытканными на них коронами, пол покрывают ковры. От слитного
дыхания сотен людей, кажется, колеблется пламя свечей в изящных подсвечниках.
Шаг… шаг… их всего пятнадцать, но как длинна эта дорога, и по обеим сторонам
живого коридора – добрые взгляды и подбадривающие улыбки. Те, кто помогал и
защищал, кто разделил с ним его дорогу; те, благодаря кому стал возможным
нынешний день. Лорд Лестин, сестра, господин ван Эйрек, граф и графиня Ретель…
тетка Жаклина стоит невозмутимо и строго, мнет в руках шапку капитан («К чему
мне чин полковника, Ваше Величество? Я привык приказы исполнять, а решают пусть
другие. А вот за дом и деньги спасибо – я вроде жениться собрался… ну, если моя
Кэт против не будет») Жан Вельен.
Архиепископ
Георгий – строгий, невозмутимый, только в углах глаз мелькает улыбка –
обернулся от алтаря, протянул тяжелый, выложенный изумрудами крест. Патрик,
опустившись на колени, прикоснулся к нему губами.
- Во имя Отца,
и Сына, и Святого Духа… - голос Георгия отразился от стен собора и зазвенел,
ему вторя, слитный хор множества голосов.
Патрик опустил
голову. Господи, я знаю, что Ты не оставил меня. Спасибо. Да будет на все Твоя
воля. Он ощутил прикосновение кисти с елеем и закрыл глаза. Все случилось так,
как нужно. Глубокое, полное ощущение правильности происходящего охватило его, и
когда он – отныне король – встал и повернулся лицом к людям, лицо его было
спокойным и светлым.
- Я, Патрик
Эдвард Дюваль, король Лераны из рода Дювалей, принимаю возложенные на меня
права и перед Богом всемогущим клянусь даровать своему народу справедливость,
мир и милосердие. Клянусь охранять границы Лераны мечом и законом. Клянусь
привести законы моей страны в соответствие с законами Божьими, в меру данных
мне Господом сил искоренять на подвластных мне землях зло, несправедливость,
насилие и беззаконие, - по толпе пополз удивленный шепот – этого не было в
тексте королевской клятвы. – Клянусь мечом и словом искоренять ересь, как
подобает сыну Святой Церкви. Клянусь любить и почитать Господа моего и мой
народ. И да поможет мне Бог.
Тяжело легла
на плечи пурпурная, расшитая золотом мантия – знак королевской власти. А когда
Георгий вручил королю скипетр и меч, Патрик, прикоснувшись к священным реликвиям,
на мгновение услышал в зазвеневших под сводами собора голосах хора глубокий и
мягкий голос Бога.
|
