*  *  *

 - Слава Богу, - сказка бабка Катарина, когда над Лерреном разразилась гроза, первая за эту весну и лето, - услышал Господь наши молитвы. Сжалился над нами, послал дождичка. Теперь еще бы пару раз – и поднимется пшеничка.

Когда после полудня в небе стали сгущаться тучи, все предместье затаило дыхание. Да неужели и вправду – дождь? Люди выбегали на улицы, стояли, задрав головы, кто-то тихо молился. Третье лето будет без урожая… смилуйся над нами, Боже, не отведи тучу! Поднявшийся ветер гнал по дороге мелкую пыль, уже пожухлая от жары трава пригибалась к земле. Хлопали ставни, гнулись ветки деревьев, сразу потемнело. Спала духота, легче стало дышать.

Когда на землю упали первые крупные капли, Вета метнулась в дом – показалось, что захныкал Ян, совсем недавно уложенный спать. Но мальчик спокойно дышал во сне, разбросав по постели пухлые ручки. Вета постояла над сыном, поправила одеяло. По подоконнику снаружи, по крыше ударили упругие струи, за окошком грохнуло – так, что, казалось, дрогнула земля.

Люди на улице что-то кричали неразборчиво, смеялись, кто-то затянул песню… Вета прислушалась и улыбнулась. Будет сегодня Марии веселье: похоже, Фидеро опять наладился выпить. Но по такому поводу, наверное, даже можно…

Дождь шел долго, обильный, сильный. Козы и овцы упирались копытами в жидкую грязь, тянули к лужам морды, гнулась под струями трава. Сразу легче стало дышать, потянуло прохладой; ночью Вета просыпалась, вслушивалась в перестук капель. Как хорошо…

Перед рассветом тучи ушли на восток, солнце выкатилось – в полнеба, обещая привычную жару. И все равно дышалось легче, и все было хорошо, и Вета напевала, помешивая, чтобы остудить, только что сваренную для Яна кашу. Катарина спозаранку затеялась поставить тесто, и малыш крутился возле нее, так и норовя залезть руками в муку, пока мать не поймала его и не усадила, наконец, завтракать.

Когда солнечный луч, добравшись от стены до угла, рассыпал по столешнице яркие искры, во дворе  хлопнула калитка.

- Августа идет, - Вета бросила взгляд в окно. – Что-то рано она сегодня…

- Бабусь, а бабусь, - раздался с порога громкий голос. – Дома ты, бабусь?

- Дома, - подняла голову Катарина, вытерла лоб согнутой в локте рукой. – Ох, лук щиплется. Входи, Августа, только ноги вытри, я полы помыла. Что это ты такая… запыханная?

- Ой, бабусь, в городе такое творится! Я на рынок пошла, думала – соли куплю, кончилась у меня, да меду, я как раз пирожки собиралась печь, вчера Лизетта яблок дала сушеных, у нее еще остались, а у меня кончились, да там совсем немного и надо, меду-то, а у меня кончился…

- Погоди, - Катарина отряхнула руки, отодвинула лук, взяла пучок свежего укропа, - не тарахти. Ты на рынок пошла, а город-то здесь при чем?

- Так я и говорю, - Августа села у стола, подцепила ложкой мед, которое Вета подмешивала Яну в кашу, - пошла. А в городе полицейских на каждом шагу, и на всех углах кричат, что король у нас теперь новый.

- Это как – новый? – спросила Вета и ловко отправила Яну в рот еще одну ложку каши. – А старый где?

- А старого убили, - наслаждаясь вниманием, сказала Августа. – Вчера…

- Ерунду говоришь, - отмахнулась Катарина. – Вета, подай-ка мне красную чашку.

Ян, пользуясь тем, что мать отвлеклась, зачерпнул кашу ложкой и вместо того, чтобы отправить в рот, вывалил на стол.

- Ты послушай сначала, бабусь! – обиделась Августа.

- А ты говори толком, не тарахти, - не осталась в долгу Катарина и закричала: – Эй-эй-эй, ты что же, неслух, делаешь! Вета! Он же сейчас всю кашу вывалит!

Вета быстро отодвинула тарелку подальше от маленьких цепких ручек, мокрым полотенцем вытерла сыну перемазанную мордашку.

- Густав наш, царствие ему небесное, вчера того… убили его. А убил его этот, ну который принц наш бывший, Патрик… который сосланный был. Пришел, сказал: ты, дескать, убирайся с моего места, и убил. И теперь будет сам король, ясно вам? На всех углах глашатаи кричат, народу объявляют. А в полдень, говорят, из пушки палить будут.

Яну надоело есть, и он, вертя головой, затянул какую-то песню.

Катарина перекрестилась.

- Ну, земля ему пухом, Густаву, если правда это. Может, другой-то получше будет и войну остановит.

- Самозванец очередной, - пожала плечами Вета. Каши оставалось еще много, но Ян, похоже, наелся и больше не будет.

- Да нет же, говорю вам! Тот самый, настоящий.

Старая боль шевельнулась внутри.

- Погиб Патрик. Все ведь знают.

- Ну, не веришь, так иди сама в город и убедись, - фыркнула Августа.

Снова хлопнула входная дверь.

- Катарина, дома ты? – послышался из сеней голос.

- Анелька, - определила Августа, недолюбливавшая эту соседку из дома напротив. – Что это она к тебе зачастила?

- Ой, Катарина, - в кухню влетела маленькая, верткая старуха, - в городе такое творится! Не слыхала?

Вета аккуратно зачерпнула еще одну ложку каши. Стало быть, очередной самозванец все-таки добился своего. Что ж, может, и правда – хуже не будет? Ян решительно сжал губы, завопил «Неть!» и замотал головой. Ладно, дружок, будем считать, что ты позавтракал, а кашу я доем сама. Самозванец, точно.

Слухи ходили один невероятнее другого, но все сходились на том, что хуже все-таки не будет. Если новый король остановит войну, то какая разница, кто он там – самозванец или нет. А к тому все и шло. Новый король в первые же дни установил твердые цены на хлеб и соль, и хоть были они выше довоенных, но спекулянтов-мешочников, торгующих хлебом на черном рынке, теперь арестовывали без разбора и разговоров. Карманники и щипачи на столичных рынках поутихли, в городе был введен комендантский час. Горожане, не зная, чего ждать от новой власти, привычно запрятали все что ни было съестного и старались после наступления темноты на улицу не выглядывать.

Подробности того, что случилось в тот день во дворце, ходили по городу, обрастая самыми разнообразными слухами. Вета слушала их краем уха; какая разница, кто – ведь тот единственный, кто мог быть настоящим королем, остался под маленьким холмиком в поместье ее отца. Но не проходило и дня, чтобы к Катарине не забегали соседки и не вываливали на нее очередной ворох сплетен, а в сплетнях этих было все: и отравление, и убийство ночью, и какие-то древние свитки, которые предъявил «самозванец». Потом вариант убийства стал звучать все чаще и наконец трансформировался в поединок. Пришел человек, вызвал Густава на дуэль и убил.

-… и говорят, у них был обычай: если ты наследный принц, ты можешь вызвать короля на дуэль и убить, и станешь сам править, - рассказывала Августа, блестя глазами. – Старый, говорят, обычай, и уж триста лет как никто им не пользовался, а тут – вспомнили.

Вета, только что уложившая спать Яна, услышала конец фразы, входя в кухню – и замерла.

Поединок. Старый обычай.

- Что ты, девонька? – прозвучал смутно, издалека, голос Августы.

- Что ты? – испуганно спросила Катарина, взглянув на девушку. – Плохо тебе? Вета?

- Нет… - слабо ответила она. – Все хорошо.

- Аж побелела вся… Иди-ка сядь. Августа, налей ей воды!

- Нет, ничего, - на негнущихся ногах Вета дошла до лавки, упала на нее. – Тетка Августа, а дальше что?

- Что – дальше? – не поняла Августа, уплетая за обе щеки свежие ягоды с огорода.

- Ну, про поединок… что говорят?

- Да я все уж сказала. А, ты ж не слышала. Ну, говорила мне Лючия, она во дворце швеей служит, а ее мать мне все время шить приносит, я же шью-то сама видела как, мне и белошвейкой стать предлагали, да глаза уже не те…

- Тетка Августа!

- А… ну да. Так вот Лючия и рассказала, я ее давно не видела, у них там во дворце теперь все с ног сбились, им и выходные отменили пока, говорит: работы много, обшивать, говорит, принцессу надо…

- Какую принцессу? – крикнула Вета.

- Ну как какую – нашу принцессу, ее высочество Изабель, она же в монастыре была, а теперь вернулась, ее король вернул, или нет – она же в тот день уже была там, только…

- Тетка Августа! – взмолилась Вета. – Ну, говорите же вы толком! В какой день? Откуда вернулась?

- А ты, девка, не перебивай, - рассердилась Августа, - а то и себя, и меня запутаешь. Говорила мне Лючия, что в тот день король злой был и нервный какой-то, ну это дело привычное. Уже к полудню шло, король уезжать куда-то собрался, как вдруг услышали они звон, точно кто-то на оружии дерется, в коридоре где-то, ну и кинулись туда. Пока прибежали, глядь: король на полу лежит мертвый, а над ним стоит оборванец какой-то, страшнее черта, весь в крови и говорит: я, мол, король истинный, я вашего Густава на поединок вызвал и убил, потому что он у меня трон отнял. Ну, и все на колени опустились, мол: да здравствует король! А что им еще оставалось: этот ведь и прибить мог. Ну вот, теперь царствует. Какие-то, говорит, доказательства предъявил, что он – тот самый принц, который сосланный был, и что он не виноват был в том, за что сослали, и что истинный наследник. Вот… говорит, скоро коронация будет.

- Доказательства… - беззвучно повторила Вета. – Какие доказательства?

- А я знаю? – Августа пожала могучими плечами. – Вот как в следующий раз Лючию увижу, так расспрошу, что там и как. Только нескоро это будет.

Какие это могли быть доказательства, если тот, кто мог что-то предъявить, давно мертв? Кто был этот самозванец, Вету не интересовало бы, если бы… если бы не поединок. Если правда то, что болтают, если это был в самом деле тот старый обычай… да нет, чушь какая! Кто, кроме Патрика, мог? А он – убит. Значит, самозванец.

Она повторяла себе это, просыпаясь среди ночи и лежа до рассвета без сна. Говорила днем, укачивая Яна или стирая белье. Она перестала есть и спать… говорила – и то верила, то не верила. Поединок. Если это правда, то Патрик…

Нет, не может быть.

- Вот что, милая, - сказала однажды вечером бабка Катарина, когда Вета разбила третью чашку и посыпала кашу Яна солью вместо варенья. – Что-то неладное с тобой творится. Ты не пузата часом?

Вета перевела взгляд запавших глаз на бабку и улыбнулась.

- Что вы, бабушка, куда мне. Вернее, откуда…

- Я уж не знаю, откуда, но вижу, что не в себе ты. Что стряслось? Малец вроде здоров, а ты изводишься. Ну? Говори, что случилось?

- Ничего, бабушка.

- Ты мне сказки не рассказывай. Из-за чего маешься? На себя посмотри, от тебя тень осталась. Ну?

Вета молчала.

- Не хочешь говорить. Значит, маета твоя с прошлым связана. Или думаешь родню отыскать да объявиться?

Вета молчала.

- Боишься поди? Правильно делаешь, что боишься. Кто его знает, что там за новый король…

- Не в том дело, бабушка, а… - она запнулась. Как объяснить? Вот так вот взять и вывалить: мой ребенок – королевского рода, а отец его, возможно, сейчас взошел на престол?

- Вот что, - сказала бабка. – Говорят, коронация скоро. Ты сходила бы, поглядела издали. Может, кого из своих в толпе увидишь. Они тебя в таком виде не признают, а ты посмотри тихонько: если живы-здоровы, значит, и тебе вернуться можно, значит, гроза прошла. Если не найдешь никого, останешься у меня опять. Правильно я говорю?

Вета перевела взгляд на темнеющее окно и вздохнула. Ветка яблони в огороде сиротливо моталась под порывами ветра.